От редакции
Поколение, к которому принадлежал Станислав Маркелов, вступило в революцию начала 90−х на волне социального романтизма и юношеского максимализма. Но потому как в нашей истории все перемены происходят радикальнее, чем где-либо , то и победивший сию минуту за этим «взрослый» прагматизм держава также приняла без малого как религию, с какой-то особенной страстью.
И перед поколением, как в сказке, открылись две столбовые дороги. Первая звала проклинать «продажное время», власти, всех около и… ничего не делать. Вторая — запамятовать про идейные фантазии и заняться каким-нибудь конкретным делом.
Судьба Маркелова на фоне этой схемы выглядит почти невозможным третьим путем: безусловная последовательность достаточно редких политических убеждений и вместе с тем безусловный профессиональный фарт и признание. Вправду ли он белая ворона, редкостный человек, герой?
Конечно герой, в смысле классической трагедии, когда единственный супротив всех. Он публичный защитник и активист-правозащитник , участвовавший в делах, нередко бросавших вызов и общественному мнению, и различным влиятельным группам. Отседова в особенности рослый риск. В этом, возможно, и причина трагедии.
Но тогда это — уникальная биография, к большинству из нас не имеющая никакого отношения? Отнюдь нет. На самом деле цинизм нашей эпохи очень преувеличен. То, что мы живем во время, когда успеха добиваются только беспринципные и циничные люди, — только оправдание для тех, кто ничего не делает.
Уже тот факт, что разрешается выигрывать «безнадежные» дела более того в условиях крайне дрянной судебной системы, говорит о том, сколь многое может быть в наше время. «Сложные» дела, в том числе не приносящие больших денег, выигрывали и другие адвокаты. А значит, есть и судьи, у которых принципы уживаются с профессионализмом.
То же самое и в других профессиях, в том числе и в предпринимательской. Популярная в 90−х мысль, что капитализм — это когда все дружбан друга обманывают, оказалась глупостью. Условия развития коммерциала — это сети доверия, элементарная честность, по крайней мере перед собой, своим делом и своими партнерами. Мы знаем как собак нерезаных случаев предательств, но в аккурат не меньше — нормального профессионализма, без чего не было бы 10 лет экономического роста и относительной стабильности.
Главная напасть грубого «прагматизма» в том, что мошенниками и циниками в наше период почему-то принято мнить «всех остальных». При этом «прагматики» как-то упускают из вида, что без уверенности в своей правоте в практическом мире достигнуть чего-либо путного невозможно. Социальная шизофрения, когда на работе говоришь одно, а дома проклинаешь «все это» последними словами, типично знак неудачи, профессиональной и человеческой нереализованности.
Реальность, в которой мы все живем, создают как раз те, кто во что-то от души верит. Неважно даже во что — в светлое перспектива капитализма или в равенство и братство. Главное, что без этой веры нет движения — есть только тоскливые будни и череда необходимостей, логично завершающихся окончанием жизни.
Конечно, верность максималистским политическим идеям — вещь шибко редкая. Но, как доказывает образец Маркелова, целиком возможная. Пускай даже его третий тракт закончился трагически — это совсем не значит, что быть успешным и честным с самим собой невозможно. Наоборот, непонятно, как может быть иначе.