Убийство адвоката Маркелова и журналистки Бабуровой, совершенное в центре Москвы средь бела дня, вызвало сильную реакцию, попав, судя по всему, в цифра самых резонансных уголовных злодеяний постсоветского времени. Помимо того, что душегубство гнусно само по себе, на то были дополнительные причины. Перед нами квалифицированное смертоубийство с целым рядом отягчающих. 105-2а — «двух лиц»; то ли 105-2б — в связи со служебной деятельностью убитого, то ли 105-2л — «по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти», не настолько отягчающих мотивов не просматривается; 105-2к — «с целью утаить другое правонарушение или облегчить его совершение»; 105-2е — «общеопасным способом». Добавим к тому чрезвычайно дерзкий нрав убийства.
Даже при большом благорасположении власти и общества, крики «Да что же это такое делается?!» были бы гарантированы. Потому как не все благорасположены и винить политическая элита во всем есть прославленный обычай, мощь реакции предсказуема. Добавим к тому, что прихлопнутый судебный защитник был человеком крайних взглядов, его политические статьи вызывают в памяти не то что Ленина, а как бы не Марата. Неудивительно, что его приверженцы выразили свою скорбь в форме уличных погромов. Не до того крайние и не столь склонные громить ограничились требованием, чтобы высшие лица публично осудили убийство, и так как высшие лица на эту тему не высказались, властям это ещё было поставлено в строку.
Само по себе это злодеяние — ещё одно проявление той жутко тяжкой аномии, в которой живет наше общество. Принцип «Никому не дозволено заниматься убийством» звучит как пожелание до крайности наивное, да и само понятие смерти растабуировано. Интернет-записи , посвященные смерти какого-нибудь видного лица — хоть естественной, хоть насильственной, хоть реакционера, хоть освободителя, — демонстрируют такую уровень одичания, присущего, повторимся, носителям самых разных убеждений, что при чтении делается легко нехорошо. Ощущение в каком-то смысле больше тяжкое, чем от уголовной хроники. Там — все больше «безрасчетный дуралей, вотще решась на злое дело», тут — сладострастные танцы на свежей могиле. Кризисным обществам такое растабуирование смерти крайне присуще. Наряду с прочими качествами, как то: отряды политической пехоты, вялотекущая гражданская битва на улицах, периодически обостряемая громкими убийствами, групповой порядок уголовной преступности. Разрешается припомнить Германию в 20−е гг., разрешено США в 60−е. Причины аномии — также не бином Ньютона.
«У нас все переворотилось и только укладывается». Крах прежних начал и общее ослабление общественных скреп. Большие и малые войны, девальвирующие ценность человеческой жизни. Переселение народов, в первую очередность обогащающее метрополию худшими, а не лучшими обычаями пришлецов и ожесточающее автохтонов. Простых и приятных средств от аномии нет — неужто что, не допуская срыва в хаос, силиться длить худой мир, рассчитывая на постепенное улучшение нравов.
Виновны ли власти в эдакий аномии? Оттого что власти не с неба сошли, а являются частью больного общества, то, разумеется, они разделяют со своим народом его хвори. А потому что задавание нормы тоже входит в обязанность властей, решительный разгул аномии есть предлог спросить, все ли славно с нормоустановлением.
Проблема в том, что обличающие верх в связи с тем или иным проявлением аномии имеют в виду окончательно другое. Ответственность в их понимании — это не то, что властям предстоит за Россию перед Всевышним отвечать, а ответственность за тут же усматриваемое общественностью прямое науськивание убийц. Если не влагание в их руки револьверов. Установление же нормы в их понимании — это полное принятие властями норм прогрессивного сообщества.
Отсюда и заявочное пожелание к высшим лицам всенепременно обозначиться в связи с таким злодеянием, которое особенно затронуло данное сообщество. Если не затронуло, власти могут и не выступать. Мы не слышали таких требований ни в связи с убийствами священников, ни в связи со злодеяниями насильников и маньяков. То есть властям предлагается два варианта. Либо, на погосте живучи, всех оплакать, выступая с заявлениями по поводу каждого квалифицированного убийства. Какова будет стоимость таким на практике ежедневным заявлениям, нетрудно представить. Либо на все сто воспринять этакий образ мыслей, когда мокрое дело ультралевого адвоката потрясает до глубины души, а убийство священника в храме или изнасилование до смерти гастарбайтером русской девочки Ани Бешновой не потрясает нимало и поводом для речей не является. Если прогрессивная общественность встала на путь, описанный в «Вехах»: «Народ не чувствует в нас людей», — это ее право, но зачем высшие лица обязаны стопа в стопу топать тем же путем — непонятно.
То же позволительно вымолвить и о настойчивых требованиях ввести нормы варварских правд в современное уголовное законодательство, исходящих от тех, для кого как бы бы слова «средние века» абсолютно ругательны. Утверждать, что убийство адвоката есть посягательство на весь правовой строй и Конституцию, утверждать, что убийство журналиста есть таковое же посягательство, — это аккурат варварские правды, столетний период этак VI-IX по Р. Х. Оттого что утверждения эти (и надлежащие требования) делаются еще до всякого выяснения, кто и в связи с чем убил адвоката Маркелова. И более того в сильном противоречии с той наиболее вероятной версией, что А. Бабурова была убита как спутница адвоката безотносительно к ее профессии — ибо она пыталась воспрепятствовать злодею скрыться. Помешай домохозяйка, он убил бы ее.
Повторимся: требуют не того, чтобы посягательства в связи с исполнением служебного и общественного долга, когда эта связь доказана, карались строже и суровее. Требуют, как в варварских правдах, установления привилегированных сословий (журналистов и адвокатов), чтобы посягательства на членов этих сословий карались заведомо строже, чем на людей более низкого звания.
Общество — все среда — взаправду больнО, и убийство на Пречистенке — еще единственный знак тяжкой болезни. Но этих людей не интересует общество, их интересует близкое сообщество. Того, в сколь отталкивающей форме тот самый заинтересованность выражен, они не понимают.