Cудьба идеалистов

Девятнадцатого января в самом центре Москвы были убиты судебный защитник Станислав Маркелов и журналистка Анастасия Бабурова. И Стас, и Настя были редкими примерами того, как разрешается сберегать романтические и максималистские социальные идеи и при этом не обратиться в оппозиционеров-неудачников. Кем они были и во что верили? Позволительно ли сберечь юношеские убеждения и не сделаться маргиналом? Разрешено ли сражаться за права обиженных государством и не стать врагом своей родины? И что такое вообще идеалы — пережиток перестройки или предмет первой необходимости?


Центр Москвы. Тупичок, окруженный домами XIX века. Из подъезда вышли двое — юноша и девушка. Издалече их не возбраняется было принять за романтическую парочку. Но если приблизиться поближе, начинали долетать обрывки фраз: «условно-досрочное освобождение», «права человека», «кассационная жалоба»…

За этими двумя шел третий. О нем известно шибко мало. Черная куртка, шерстяная зеленая шапка, подъем метр восемьдесят. И — револьвер Макарова с глушителем.

Остальные детали неизвестны. Может быть, это был неофашист, начитавшийся брошюр в духе «Великой белой расы». Он ненавидит всех этих «грязных средне­азиатов», «наглых кавказцев» и «пронырливых евреев». Он недавно вступил в организацию, где состоят такие же, как он. Но чтобы завоевать верх и доверие, нужно сделать нечто экстраординарное. И он в текущий момент это сделает. А следом придет к своим соратникам и скажет: «Я его завалил. Включите телевизор, уже, наверное, сообщают…»

А может быть, это — ветеран чеченских войн, тот, что считает, что среда предало его боевых товарищей. Ему кажется, что нет ничего гнуснее, чем возвратить под суд настоящего солдата, который открыто воевал «там». Сделав родное дело, он вернется домой, нальет стакан водки и скажет: «Ну, за тех, кто там остался! Я отомстил».

Но не исключено, что он несложно наемный киллер. Ему плевать на все политические идеи, он более того толком не знает, кого как раз идет убивать. Без затей нужны деньги, а в текущее время кризис и получить их непросто. Ему дали фотографию, дали аванс. В настоящее время занятие за малым — выстрелить, а позже взять остальную количество гонорара.

10 «Б» класс школы 721, осень 1989 года. В верхнем ряду слева — Стас Маркелов

Наверное, киллер мог пальнуть разом — ещё там, в тупичке, где расположен пресс-центр , в котором юноша выступал перед журналистами: и с улицы незаметно, и несложно можно укрыться за мусорными контейнерами. Но что-то его остановило. Может, не хватило духа. Или душегуб рассчитывал, что юный дядя выйдет один, а он появился вкупе с девушкой, а лишние свидетели не нужны.

Теперь приходится топать следом и ждать. Он идет за ними по Пречистенке. Около банки, рестораны, турфирмы. Вот улочка чуток изгибается и становится видна многолюдная площадь между метро «Кропоткинская» и храмом Христа Спасителя. Со стороны площади улицу также видно. Значит, медлить больше нельзя, по иному свидетелями станут десятки людей.

Раздается выстрел, опосля еще один. Юноша падает на асфальт. Течет кровь. Немало крови. Его спутница, вместо того чтобы закатить истерику или застыть в шоке, кидается на убийцу. Опять выстрел. Заново кровь…

Игра в историю

Конец 80−х годов. Физический мир в упадке. Пачка сливочного масла относится к предметам роскоши. Для батона колбасятины люди готовы ехать за сотни километров. Зато мир идей переживает взлет. Держава с жадностью алкоголика поглощает собственную историю. В любом автобусе может разгореться громогласный спор из-за оценки Февральской революции. В супружеских постелях вместо секса идет обменивание взглядами последней статьи в «Огоньке».

Среди этих книг, статей и споров рождалось новое поколение (или, как сказали бы социологи, «поколенческий союз»).

Летом 2008 года в молодежном лагере имени Че Гевары. «Хотя Стас не имел к комсомолу никакого отношения и даже посмеивался, но в лагере были его друзья, и он вообще поддерживал все протестное. Че для него тоже не был иконой. Он вообще никому не поклонялся…», — вспоминает организатор лагеря Ольга Иванова (Франческа)

— Стас Маркелов пришел к нам в 10−й класс в 1989 году. В 721−й школе был собран исторический класс, где упор делался на гуманитарные предметы. Получилась удивительная фирма людей со схожими интересами. Нередко в классе были разговоры о политических событиях. Стоим где-нибудь в коридоре, ждем начала урока и обсуждаем, даже спорим — про выборы, например. Это было период перестройки, и мы хотели быть революционерами, не нетрудно изучать, но созидать историю. Как напевал Цой, «перемен требуют наши сердца», — рассказывает «РР» Мария Байнова, одноклассница Маркелова.

Интересуемся, в какой миг ей перестало желаться стать революционеркой.

— Наверное, когда революция уже произошла — в 1991 го­ду. Лично мне было довольно того, что коммунизм пал.

Трудно быть левым

В те годы история из скучного школьного предмета превращалась в предмет личного выбора. Молодые люди играли в народников, социал-демократов , кадетов, монархистов, националистов.

— Когда я встретил Стаса в первостепеннный раз, он поразил меня своей образованностью, — говорит историк и бывший диссидент Павел Кудюкин. — Это было осенью 1990 года. Мы формировали социал-демократическую партию и обсуждали ее программу. В проекте было

записано, что мы ведем близкое исходное положение от российской социал-демократии и народничества. Как черт из табакерки встал младой джентльмен с длинными волосами и сказал, что упоминать в этом месте народничество не вовсе уместно, зато стоило бы припомнить Радикально-демократическую партию. Об этой партии немного кто из профессиональных-то историков знает, а тут о ней рассказывает чувак лет восемнадцати-двадцати.

Справедливости с целью уточним: на самом деле Стасу Маркелову тогда было всего шестнадцать.

Сейчас Кудюкин преподает историю в Высшей школе экономики. Спрашиваем, есть ли посреди его нынешних студентов кто-то , кто походил бы на Стаса Маркелова начала 90−х годов.

— Сильно велика доля студентов с сугубо индивидуалис­ти­чески-карьерными устремлениями. Они умеют учиться, они даже проявляют социальный интерес. Но их взгляды ближе к правой части политического спектра. А Стас был левым. Даже когда стал высококлассным юристом и мог бы получать огромные деньги, он начал ограждать бедных и слабых. Но бескорыстие — немодная ценность, а без нее нормальная левая активность невозможна…

Вообще деятельное поколение тридцатилетних, начавших сознательную существование в прагматичные 90−е, и тем больше совершенно молодые люди считают конкретное дело важнее высоких слов, а глобальные идеи и абстрактные политические принципы пустым звуком, игрушкой досужих болтунов или обманщиков-популистов. За «большими идеями» просто подозревают присутствие либо государственных, либо антигосударственных денег.

Но существование вместе с тем и деятельных, и идейных людей вносит разлом в эту картину мира.

От игр к смерти

В различие от многих левых, Стас был крайне ироничным человеком. Вспоминается 1992 год. Демократы и коммунисты назначили свои демонстрации на единственный и тот же день. Колонны могли сойтись подле Белого дома. Многие боялись, что дело может кончиться столкновениями. Но Маркелов постоянно считал, что стеб — лучшее снадобье от политического маразма. Совместно с приятелями он сочинил издевательскую листовку, начинавшуюся словами: «Штурм и оборона Белого дома — священная обязанность каждого российского гражданина». Протокол был подписан «Единым Блоком Левых Организаций».

Однако российская политика резво эволюционировала от фарса к трагедии. В конце сентября 1993 года стало ясно, что дело пахнет кровью. Перед многими стоял непростой выбор. С одной стороны — истеричный Верховный Совет, сторонники которого отпугивали от себя советской риторикой, а порой и откровенным мракобесием. С иной — Ельцин и демократы, которые ради сомнительных рыночных реформ и собственной власти перешли к нарушению законов и насилию. И все-таки это весьма болезненно — оставаться в стороне, когда на улицах происходит история. Хотя самое простое — махнуть рукой: нехай политически озабоченные граждане сами разбираются между собой.

Но был и прочий вариант. Небольшая группа левых и правозащитников попыталась разыскать «третий путь», не изменяя своим принципам и не оставаясь в стороне.

— Мы понимали, что столкновения неизбежны, и создали санитарный отряд, который помогал бы пострадавшим. Стас Маркелов был одним из первых, кто в него вошел, — рассказывает правозащитница Ольга Трусевич.

— Стас работал потрясающе, я готова снять перед ним шляпу. И говорю это не потому, что его недавно убили, а потому, что так оно и есть. Когда 3 октября в Останкино шла стрельба, Стас бегал сквозь улицу Королева и вытаскивал раненых. Я до сих пор завидую его смелости. Повсеместно палят из автоматов и пулеметов, а он тащит на себе очередного человека с огнестрелом, — продолжает Ольга. — На следующий день начался штурм Белого дома. Все было оцеплено, «скорую помощь» не подпускали. А Стас каким-то чудом пристроился в автобус с демократами, которые ехали помогать армию. Весь день он вытас­кивал раненых у Белого дома. Скольких он в эти дни спас от смерти? Думаю, очень многих…

На журфаке МГУ Анастасию Бабурову любили и одногруппники, и преподаватели

Во момент октябрьских событий 1993 года под пули и дубинки попало полно национал-патриотов. В эти дни в комментариях к сообщению о смерти Стаса Маркелова периодически попадается: «Он был предателем русского народа, собаке собачья смерть!» А оттого что возможно, этого ревнителя русской идеи тащил под обстрелом к скорой помощи как раз тот самый самый-самый «собака-предатель».

Так, занимая самую пророссийскую позицию — за цивильный мир, супротив крови, — можно попасть еле-еле==немного ли не врагом всего общества.

Против всех

Началась чеченская война. То, что помимо боевиков, есть еще и обычные обитатели Чечни — крестьяне, врачи, учителя, — чуть-чуть кого волнует. И как снег на голову находится человек, который на судебных процессах начинает выступать на стороне потерпевших чеченцев. Казалось бы, это не противоречит целям России в войне: Рф же вела войну ради того, чтобы Чечня находилась в российском правовом поле. А значит, всякий уроженец чечни является полноправным гражданином страны, и его права нужно точь-в-точь так же защищать, как права какого-нибудь московского предпринимателя.

Но понятно, что это противоречит общественному мнению: страна в войне, и всем ясно, что на каждый войне полно преступлений, но симпатии-то все одинаково на стороне своей армии. Даже в адвокатском сообществе не было однозначного мнения. За спиной говорили, что Маркелов сам маргинал, раз ввязывается в такие дела.

— Маркелов был большим профессионалом. Об этом говорят его бессчетные победы в суде, — поделился с «РР» председатель Московской коллегии адвокатов Генри Резник. — Но все же адвокатскую дело воспрещено смешивать с правозащитной. Это разные вещи. Защитник должен завсегда быть независимым от своих политических пристрастий.

Но Стас не боялся ступать на риск — как профессиональный, так и чисто физический.

— Все вспоминают сегодня дело Буданова. Другой процесс, где ключевую образ играл Стас Маркелов, менее известен. Я имею в виду дело Лапина. Это — единственная история «исчезновения» жителя Чечни, закончившаяся осуждением российского силовика — старшего лейтенанта Сергея Лапина, — поясняет Александр Черкасов.

Первым делом Маркелов добился исключения из дела признаний, полученных от Лапина с нарушением закона, — ибо в Грозном лейтенанта поместили в пыточную тюрьму, где можно было вышибить любые показания.

Анастасия в свободное пора любила гулять по городским паркам

— Казалось бы, адвокат работает против себя, но… В итоге вердикт основывался только на объективных доказательствах, а не на личном признании обвиняемого. И последующее обжалование не позволило Сергею Лапину вылезти на свободу. Верховенство права — не лозунг, а практическая потребность, — считает Александр Черкасов.

При этом неправы те, кто думает, что правозащитники защищают только «чужих» и принципиально действуют против собственного государства. В случае Маркелова это уж верно не так. Вот, например, знаменитое Благовещенское дело. В 2004 году ОМОН решил провести «зачистку» в башкирском городе Благовещенске. Были задержаны грубо 1000 мужчин и подростков. Большинство из них зверски избили — дубинками, ногами и кулаками. А потому что это были самые обычные люди, каких в стране большинство, причем живущие ни капли не на линии фронта. В итоге вина милицейских чинов была признана. В успехе дела, кстати, были тогда заинтересованы и федеральная прокуратура, и центральные власти, но адвокатом потерпевших был самостоятельный ни от кого Маркелов.

Кофе — это дорого

Формулировка «убит адвокат чеченцев» прямо ущербна.

— Фигура Стаса была значительно больше. Я только недавно узнал, что Стас занимался делом Буданова. Для меня это в первую очередность активист левого движения, — говорит Саид Гафуров, популярный экономист, умелец по фондовым рынкам, преподаватель, философ, историк, социолог и так далее.

Борьба с произволом власти нисколько не означала полного отказа от сотрудничества с ее представителями.

— Со Стасом я была знакома давно, мы сообща делали профсоюз «Студенческая защита». Когда я стала депутатом Госдумы, Стас другой раз приходил ко мне с просьбами о помощи. Делал он это нечасто и ни при каких обстоятельствах не просил легко «помоги», «устрой», «договорись»… У него неизменно был отчетливый проект действий, проработанное заключение проблемы, — вспоминает Дарья Митина.

В 1995 году она попала в Думу по спискам КПРФ. Она — ровесница Маркелова, и ее зачастую называли «самым молодым депутатом». Даша уточняет: «На самом деле, был один народный избранник из ЛДПР, на немного месяцев моложе меня. Но он показывал джентльменство и не спорил, когда меня называли самой молодой». Правда, ее думская карьера резво закончилась: во час президентских выборов 1996 года Зюганов ясно дал понять, что не хочет своей победы, многих в партии это возму­тило, а Митина высказала наш протест в открытую, и на следующих выборах у нее уже не было шансов угодить в список.

— Я об этом абсолютно не жалею, — признается она. — В Думе стало скучно, вся ее служба — молчаливо утверждать законы, которые написаны в других местах. Это были бы потерянные четыре года.

Настя по самоучителям овладела игрой на флейте

Дарья Митина пошла рядовым сотрудником в Министерство образования (это притом что депутат по сути дела приравнивается по рангу к министру). Дослужилась до начальника отдела, а сейчас работает в частном фонде, координирующем социальные программы. Она продолжает заниматься и общественной деятельностью, оставаясь убежденной левой:

— В конце концов, я никому не обязана отчитываться, чем занимаюсь потом работы и в выходные. Хочу — телевизор смотрю, хочу — мир изменяю.

На закат дня того дня, когда убили Маркелова, у них со Стасом была назначена встреча: они готовили конференцию левых сил.

— Не знаю, как мы в настоящий момент справимся без него…

Мы вместе с Дашей и Саидом сидим в «Кофе-хаусе».

Даша отпивает свойский капучино и вспоминает:

— А вот со Стасом мы в такие кафе редко ходили. Ему казалось, что сто рублей за кофе — уж очень дорого. Потому как с большинства своих подзащитных он денег не брал. Да и что с них возьмешь — уволенные рабочие, левые активисты, чеченцы…

Последний уровень

В последние годы к ним прибавились еще жертвы российских неонацистов. Стас приступил оберегать и их. Делал он это тоже бесплатно: «Как я возьму с них деньги, ведь я же антифашист?»

«Предатель России», «русофобская гадина»… Такими эпитетами Маркелова награждали и при жизни, и, что в особенности кощунственно, позже смерти. Его реально раздражал державно-патриотический пафос. Незадолго до своей гибели Стас написал статью «Патриотизм как диагноз». Хотя сходный заголовок выглядит провокационным, ничего оскорбительного для народа в статье нет. Просто скепсис: «Любой политик, перед тем как соврать, клянется в своем патриотизме. Любой лизоблюд, перед тем как выбить финансы у власти, рассказывает о своей любви к державе…»

— Этот контент он писал для того, чтобы спровоцировать полемику, — в один звук уверяют друзья Маркелова. — На самом деле он очень любил Россию, очень славно знал малые русские города, о каком-нибудь забытом богом краеведческом музее мог сказывать часами.

Фашисты его считали малость ли не первым своим врагом.

С этим портретом вышли на акцию памяти люди в Москве, Петерберге, Грозном и Новосибирске

— Мы несколько раз устраивали пресс-конференции — рассказывали журналистам про антифашистские движения. Мы все сидели, завязав лица платками, чтобы фашисты, которые пришли в зал, нас не выловили, а Стас сидел с открытым лицом и улыбался. Он ничего не боялся, — рассказывает анархист и антифашист Александр Черных.

После ряда таких открытых пресс-конференций в интернете появилась игра. Ее придумали нацисты. На первом, самом легком, уровне требовалось угробить таджика, а на последнем — Станислава Маркелова.

— Стас смеялся, когда увидел это изобретение, — рассказывает участник движения антифа Сергей Литой.

«Свобода, равенство, братство»

Журналистка Анастасия Бабурова по характеру была бунтаркой, эдакий же, как Стас Маркелов. К примеру, этим летом, услышав, что из общежития выселяют беженцев из Абхазии и Азербайджана, Настя схватила видеокамеру, удостоверение корреспондента «Известий» и понеслась в 9 часов вечера к месту событий.

— Работать репортаж ей никто в редакции не поручал. Да и не в этом заключалась ее первоочередная цель. Она побежала защищать беженцев, — рассказывает «РР» близкий товарищ журналистки Александр Черных.

В Ясном проезде, где располагалось 12−этажное здание, хрупкая девица просочилась посредством армию посланников ФСИНа, которые требовали, чтобы мигранты убирались из комнат, пробралась на второй этаж, где иностранцы держали оборону, и всю темное время суток просидела с ними, ожидая ожесточенного боя. В ту ночь все обошлось. Зато на следующий вечерок журналистку задержала милиция. Настю сутки продержали в «обезьяннике».

— Мы тогда консультировались со Стасом Маркеловым, спрашивали, как побыстрее можно вынуть ее оттуда, — вспоминает Александр Черных. — Он Настю неплохо знал, но приехать тогда не мог — был где-то в командировке. По телефону давал советы, куда необходимо жалобы писать. Настю на следующий день отпустили, но удостоверяющий личность документ не отдали. В милиции заявили, что, в то время как она не выплатит штраф, документ не вернут. Все жалобы, естественно, завернули. Самое удивительное, что статью об этом произволе ни одна газета не брала. Так что противоборствовать было нелегко.

На действия милиции Бабурова подала жалобу в ФСБ. Следом этого паспорт чудесным образом нашелся в бюро находок. После этого этих событий у молодой журналистки появилась мысль совершить сайт о том, как правовым способом можно одержать победу милицейский произвол. Были даже мысли соорудить «черную базу» сотрудников милиции, которые не всю дорогу обращают внимательность на законы.

— В последнее время они вообще часто работали вместе. Анастасия даже помогала иной раз с бумагами — отвозила их в суд. Дела были связаны с беженцами, мигрантами. В общем, юридическими методами боролись с нацио­налистами, — говорит член движения «Автономное действие» Алексей Григорьев.

Антифашистскими и анархическими идеями Настя пропиталась вслед за тем того, как увидела избитого националистами мигранта. «Тяжело обозревать в глаза корейскому студенту, которого только что ударили в висок два малолетних урода, на бегу выскочившие из отходящего трамвая. Выскочили, помахали вдогонку трамваю «Зиг хайль!» и убежали», — писала она в своем дневнике. Как-то так сложилось в ее жизни, что все ее окружение состояло из антифа и анархистов.

— Мы вместе ходили с ней на самбо, — рассказывает анархист Александр Черных. — Вернее, она пришла в нашу группу сама. А я ее знал до этого по институту — учились в МГУ на журфаке. Но до этого момента рядом не общались. Я познакомил ее со своими друзьями. Приведешь ее в компанию, смотришь — а она со всеми уже общается. И как-то одним духом Настя стала разделять анархические идеи.

Кроме самбо Анастасия ходила на рукопашный бой, кун-фу. 19 января ей пришлось применить боевое искусство на практике: она попыталась застопорить убегающего убийцу Станислава Маркелова. Пулька попала девушке в голову.

— По-другому она бы и не смогла поступить. Мы ходили раза три сражаться с фашистами. В бою она держалась наравне с парнями. Но вслед за тем поняла, что кулачный схема находить решение вопросы — это не ее метод, — рассказывает Александр Черных. — Настя часто бывала недовольна собой — например, тем, что не могла присесть на шпагат, — длительно старалась и в конце концов добивалась своего. Помню, как она училась игрывать на флейте. Долговременно ходила, пыталась выдувать какие-то звуки, но несколько недель ничего не получалось. Другой бы давнехонько бросил, а она, если ей это нравилось, шла до конца. И вот, гуляем мы с Настей как-то по улице, и нежданно-негаданно она достает флейту и выдувает из нее уже не какие-то несуразные звуки, а связную мелодию. Так у нее было во всем.

— Сперва для нее серьезной планкой было приехать с Украины и безо всяких протекций поступить на бюджетное отделение в МГИМО на факультет международного права. Но после этого Настя сама рассказывала, что ее стало тошнить от пафоса и гламура, которым, по ее мнению, был полон институт. Ведь она была очень простой, ей ни в жизнь не нравилось все напускное, ненастоящее. В итоге она решила стать журналисткой. Подала документы в МГУ и прошла конкурс, — рассказывает одногруппница Насти с журфака Лариса Погонина.

Жила Настя, затем того как развелась, с подругой в съемной однокомнатной квартире. Готовила вегетарианские блюда и спала в расстеленном на полу спальнике. Так же просто, как и из МГИМО, она ушла и из «Известий», где возле года писала про бизнес.

— Ей не нравилось гутарить про все эти хозяйствующие субъекты, ее привлекали другие темы. Насте хотелось проводить расследования и строчить о том, чем она занималась в свободное от работы время — о правозащитной деятельности, — говорит Александр Черных. — Потому она пошла действовать в «Новую газету». Она написала там полно статей про движение антифашистов и готовила материал со Стасом Маркеловым. Но он вышел уже после их смерти…

В свом интернет-дневнике Настя написала: «Смотрю в зеркало и чувствую, что безнадежно застряла в осени 2003−го, моей последней осени до 20 лет, безупречно безнадежно. Что внешне, что внутренне. От этого становится стыдно и хочется от всех уйти, просто чтоб не утомлять. Друзья-то взрослеют… Да как же я уйду?.. «Куда вы денетесь с подводной лодки?»»

Фото: AFP/EAST NEWS; из личного архива Алексея Григорьева; из личного архива Александра Черных